Уже наступила ночь. Северо-западный ветер усилился и принес с собой резкий запах моря и холодный ливень, громко стучавший по кронам пальм и поливавший асфальтовую дорожку, по которой мы шли. Яблонски поставил свой «форд» менее чем в ста ярдах от нас, за углом основного корпуса мотеля, но пока мы прошли эти ярды, промокли до нитки. Из-за ливня на стоянке не было никого, но, несмотря на это, Яблонски загнал свою машину в самый темный угол. Он открыл обе правые дверцы и встал у задней.
— Залезайте первой, леди, с другой стороны. Ты, Толбот, поведешь машину.
Он захлопнул мою дверь, когда я сел за руль, и, усевшись на заднее сиденье, приставил ствол своего маузера к моему затылку:
— На шоссе поворачивай на юг.
Мне удалось нажать именно те кнопки, которые требовалось, проехать по пустынному двору мотеля и повернуть направо.
— Дом вашего старика стоит далеко от основного шоссе, не так ли? спросил Яблонски девушку.
— Да.
— Как-нибудь по-другому можно подъехать к нему? По второстепенным улицам, боковым дорогам?
— Да, можно объехать город и...
— Ладно, мы поедем прямо через город. Я рассуждаю так же, как Толбот, когда он приехал в «Ла Контессу», — никто не будет искать его ближе пятидесяти миль от Марбл-Спрингз.
Мы проехали через город молча. На улицах никого не было, лишь несколько пешеходов встретилось нам. В городе оказалось всего два светофора, и оба раза я попадал на красный, и оба раза маузер упирался мне в затылок. Вскоре мы выехали из города. Проливной дождь яростно барабанил по капоту и крыше машины. Это напоминало езду под водопадом, а дворники не были рассчитаны на это. Мне пришлось снизить скорость до 20 миль, но все равно я становился слепым всякий раз, когда встречные машины освещали рассеянным светом своих фар наше лобовое стекло. Эта слепота становилась полной из-за струй воды, которые мощным потоком били по лобовому стеклу и борту машины, когда встречные машины проносились мимо, поднимая волну, которой гордился бы и командир эсминца.
Мери Рутвен уперлась головой в лобовое стекло, пытаясь рассмотреть дорогу. Возможно, она хорошо знала ее, но сегодня ночью не узнавала. В неподходящий момент мимо нас пролетел направлявшийся на север грузовик, и она почти прозевала съезд с дороги.
— Вот он! — Она схватила меня за предплечье так сильно, что «форд» выскочил на обочину. Я остановил машину в пятидесяти ярдах за съездом.
Слишком узкая дорога не позволяла развернуться, поэтому, прежде чем удалось это сделать, мне пришлось поелозить по шоссе взад-вперед. Мы подползли к повороту и медленно съехали с шоссе. Быстро поворачивать не рекомендовалось. Как бы то ни было, мне удалось остановиться всего в нескольких футах от покрашенных белой краской решетчатых ворот, которые могли бы остановить и бульдозер. Ворота, как оказалось, находились почти в конце тоннеля с почти плоской крышей. Слева от нас была примерно семифутовая стена из известняка футов двадцати длиной, а справа — белая будка с дубовой дверью и закрытыми ситцевыми занавесками окнами, выходящими в тоннель. Будка и стена соединялись слегка выпуклой крышей. Я не видел, из чего сделана крыша, да меня это и не интересовало. Я разглядывал человека, который вышел из будки еще до того, как я остановил машину.
Престарелые дамы с аристократическими манерами мечтают о таком шофере. Он был великолепен, он был безупречен, он был поэмой в темно-бордовых тонах. Даже его высокие ботинки для верховой езды казались темно-бордовыми. Бриджи, застегнутый на все пуговицы китель, перчатки, засунутые под эполет, даже кепи — все было того же оттенка. Он снял кепи.
Волосы его оказались не темно-бордовыми. Они были густыми, черными, блестящими и разделялись пробором справа. Смугловатое лицо и широко расставленные темные глаза, широкие плечи... — поэма. Такой же здоровый, как и я, но выглядел он намного лучше.
Мери Рутвен опустила стекло, и шофер наклонился, чтобы посмотреть на нее. Когда он разглядел, кто сидит в машине, его губы растянулись в широкой белозубой улыбке. И если облегчение и радость в его глазах были поддельными, то он был лучшим актером, которого я когда-либо встречал.
— Это действительно вы, мисс Мери. — Он обладал глубоким голосом и говорил, несомненно, как истинный англичанин. Когда у вас 285 миллионов долларов, то вам ничего не стоит нанять пастуха-англичанина, чтобы он приглядывал за вашим стадом импортных «роллс-ройсов». Шоферы-англичане великолепны. — Я счастлив, что вы вернулись, мэм. С вами все в порядке?
— Я тоже счастлива, что вернулась, Саймон. — Она положила свою руку на его и слегка пожала. — Со мной все в порядке. Как папа?
— Генерал очень волновался, мисс Мери, но теперь все будет хорошо.
Мне сказали, чтобы я ждал вас. Сейчас я сообщу, что вы прибыли.
Он начал поворачиваться, а затем снова наклонился и уставился на заднее сиденье. Было видно, как он напрягся.
— Да, это — пистолет, — спокойно произнес Яблонски. — Просто держу его, сынок, — чертовски неудобно сидеть с пистолетом в кармане брюк. Ты сам-то этого не замечал?
Я посмотрел на шофера, и точно — правый карман его брюк слегка оттопыривался.
— Немного портит покрой костюмчика, не так ли? — продолжил Яблонски.
— И не вздумай воспользоваться своим пистолетом — опоздал. Кроме того, ты можешь поранить Толбота. Это он сидит за рулем — живые пятнадцать тысяч, и я хочу доставить его в превосходном состоянии.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, сэр. — Лицо его потемнело, он с трудом сохранял вежливость. — Я позвоню в дом.