Страх — это ключ - Страница 28

На корме тоже не оказалось ничего интересного для меня. Большую часть палубы и надстройки занимали каюты. Один огромный люк был застеклен, и я посветил внутрь фонариком. Двигатели. Итак, этот люк исключался, да и вся верхняя палуба тоже.

Эндрю терпеливо ждал меня в лодке. Я скорее почувствовал, нежели увидел его вопрошающий взгляд и отрицательно покачал головой. В общем-то не было необходимости отвечать ему. Когда он увидел, что я натягиваю капюшон своего резинового костюма и кислородную маску, то все понял. Он помог мне обвязать вокруг пояса страховочный конец, и это заняло у нас целую минуту — лодка ходила ходуном и приходилось одной рукой держаться.

С кислородными баллонами я мог погрузиться всего футов на двадцать пять. Осадка танкера составляла скорее всего футов пятнадцать, поэтому я располагал достаточно хорошим запасом. Поиск под водой провода или чего-нибудь, висящего на проводе, оказался более простым делом, чем я предполагал, ибо уже на глубине порядка пятнадцати футов волнение моря почти не ощущалось. Эндрю подтягивал и ослаблял страховочный конец в зависимости от моих перемещений под водой так, будто занимался этим всю жизнь. Да, очевидно, так оно и было. Я дважды осмотрел всю подводную часть танкера, держась поближе к боковым килям и освещая каждый фут днища мощным подводным фонарем. Осматривая днище во второй раз, я увидел огромную мурену, которая выплыла из темноты и ткнулась головой с дьявольскими немигающими глазами и ужасными ядовитыми зубами прямо в стекло фонаря. Я несколько раз мигнул фонарем, и мурена уплыла. Но это все, что увидел.

Я почувствовал усталость, когда подплыл к лодке и забрался в нее, акваланг за пятнадцать минут пребывания под водой вымотает любого. Но я точно знал: найди я то, что искал, усталости бы как ни бывало. А я очень сильно рассчитывал на то, что пытался найти на судне и под ним, и был разочарован.

Я устал, был подавлен и вял и к тому же замерз. Очень хотелось курить. Я мечтал о потрескивающем огне камина, чашечке дымящегося кофе и хорошем стаканчике спиртного на ночь. Я думал о Германе Яблонски, мирно спавшем в большой кровати красного дерева в доме генерала. Сорвав маску и акваланг и стряхнув ласты, я онемевшими, непослушными пальцами надел ботинки, забросил брюки, пальто и шляпу на палубу танкера и сам забрался вслед за ними. Через три минуты, одетый в верхнюю одежду, с которой вода стекала, как с только что вынутой из стиральной машины простыни, я взбирался по сходням на колодезную палубу в ста футах надо мной.

Серые тучи закрыли последние звезды, но это меня не спасало. Я считал, что освещавшая сходни лампа была слабой, но ошибся — она казалась слабой только на расстоянии. В десяти футах от платформы лампа оказалась прожектором. А если они охраняют сходни? Что тогда? Врать, что я второй инженер с танкера и страдаю бессонницей? Стоять и придумывать какую-нибудь правдоподобную историю, пока под моими ногами не образуется лужа воды, стекающей с водолазного костюма, и пока мой визави будет рассматривать с интересом блестящую резину там, где должен быть воротничок и галстук? У меня не было пистолета, а я готов был верить, что любой человек, который каким-либо образом связан с генералом Рутвеном и Вайлендом, встав утром с кровати, надевает сначала плечевую кобуру, а потом уж носки. Почти каждый, с кем я встречался, представлял собой ходячий арсенал. А если меня возьмут на мушку? Мчаться по 135 ступеням вниз, пока кто-нибудь из них не снимет меня пулей? Конечно, можно и не бежать — сходни были ограждены только с трех сторон, а четвертая открывалась в сторону моря, но мне не удастся избежать падения на это месиво вентилей и труб на палубе танкера. Я пришел к выводу, что любой хотя бы чуть-чуть мыслящий человек после таких мыслей сразу спустился бы вниз.

Но я полез вверх.

К счастью, наверху никого не оказалось. Сходни выходили в нишу, закрытую с трех сторон: с одной — краем платформы, а с двух других высокими стальными стенами. Открытая сторона выходила прямо на колодезную палубу, где стоял кран. Тот маленький кусочек палубы, который я видел, был ярко освещен, и я слышал работу механизмов и голоса людей, находившихся футах в тридцати от меня. Мысль о том, чтобы подойти к ним, казалась малопривлекательной, и я поискал другой выход. Нашел его сразу: несколько стальных скоб, приваренных к одной из стальных стен высотой двадцать футов.

Я полез вверх. Распластался, перебравшись через стену, прополз несколько ярдов и укрылся в тени одной из массивных колонн. Теперь нефтяная вышка была как на ладони. В ста футах к северу от меня на большой приподнятой платформе стояла сама бурильная установка, вокруг которой суетились люди. Я предположил, что под этой платформой находились двигатели и помещения для жилья. Маленькая платформа на южной стороне, на которой стоял я, была почти пуста и имела полукруглую площадку, нависавшую над морем с юга. Предназначение этой большой и пустой площадки несколько озадачило меня, но затем что-то щелкнуло в моей памяти: Мери Рутвен сказала, что генерал обычно использовал для сообщения между платформой и берегом вертолет. А вертолету необходима посадочная площадка. Эта платформа ею и была.

На колодезной палубе между двумя платформами, почти у меня под ногами, с помощью гусеничного крана передвигали огромные бочки. Нефть на танкер, скорее всего, перекачивали по трубам, поэтому эти бочки явно предназначались для промывочного раствора — смеси баритов, используемой для закачки под давлением цемента, который образует внешние стенки скважины. По всей ширине вышки тянулся целый ряд больших складов, в основном открытых. Там, а может, и не там должно было находиться то, что я искал.